[size=10]Я вас ненавижу... А вы меня бесите.

Нет, я так больше не могу. Сил моих нет. Что же со мной твориться?
Домой идти совсем не хотелось, лучше тут, в лесу, быть одной. В полном одиночестве... Чтобы никто не трогал, не тревожил, не теребил, не доставал глупыми вопросами. Во обще удивительно, зачем спрашивать "Как у тебя дела?", если видишь, что далеко все не хорошо. Мария не нуждается не в чей заботе, просто хочет жить сама по себе, чтобы ее никто не трогал. Но разве такое возможно? Да, если жить всю жизнь в шкуре волка, жить в лесу, но так, чтобы никто не видел. Стать отшельником? Что - то типа того, но это не совсем то слово, которое можно употребить в случае Мари, печаль, тоска, одиночество и все это из-за потери любимого ей человека, которого так не хватает. Каждую ночь она видит Питера в своих снах, он уже не живой, наверное приведение, говорит с ней, правда когда Грифит просыпается, то сразу же все забывает, она лишь помнит какую - то темную тень, непонятные фразы, а больше ничего. Как хорошо быть в шкуре животного, в обличие волчицы печаль не такая уж и страшная, а сердце ноет не так как прежде. Может навсегда остаться такой? Зачем ей человеческий облик? Когда жить, существовать не для чего, не для кого. Недавно она узнала одну приятную новость, ее мама ждет ребенка, скоро прибавление в семье. Родители будут заняты маленьким, на Марию времени совсем не останется, так даже лучше, меньше будут доставать. А материнский инстинкт сразу переключится на новорожденного, а не на почти совершеннолетнию дочь, которые живет черт знает где, за много километров от дома. Друзья? Да они наверное уже и забыли кто такая Мари, существовала ли она вообще, может где - то, кто - то и вспомнит ее, но только как девушку погибшего. Разве об этом мечтала девушка, нет, далеко не о таком. Вы не поверите, но раньше она была очень веселым, жизнерадостным позитивным человеком, с ее лица никогда не сходила улыбка, а сейчас лишь тоска. Кажется,Ю что она во обще забыла, что такое улыбка, да и как вообще улыбаться. Не правда, Грифит все знает и все помнит, просто не те времена, не для улыбок. Может с рождением маленького братика или сестрички все изменится, может тогда Мари сможет осилить себя и вновь вернутся в родной город к родным. Начнет жить полной и счастливой жизнью, а может наступит на себя, подавит свой не ангельский характер, будет посещать светские тусовки, развлекаться в дорогих клубах, просаживать деньги родителей, хотя... Нет, так она не сможет, это ей быстро надоест, очень быстро. Брюнетка до сих пор помнит, как еще маленькой девочкой ее вывели в этот свет, как она там чуть ли с ног не валилась от скуки, время только семь, а ей хочется уже спать, уже скучно. Такие бредовые беседы на культурном языке. Мда... Придется полностью себя перевоспитать, так как с культурным диалектом у нее нет дружбы, нельзя сказать, что Мари прямо такая хабалка, матерится как сапожник, мат иногда срываетс с ее милых уст. Нет, лучше быть обычным зверем, тогда будет все хорошо. А может и нет...
Что касается друзей, да было весело, было хорошо, но другие времена, все меняется, они растут, она растет, им уже скучно общаться друг с другом, как правило большие и шумные компании быстро формируются в маленькие сообщества, разделяются и уже не общаются, может где - то сталкиваются обмениваются парами фраз и вновь "Пока, до встречи." А кто знает когда произойдет эта встреча, через год - два, а может и десять лет. Мы не умеем заглядывать в будущее, никто не знает свою судьбу. Кем кто станет в будущем, хорошо ли сложится жизнь, тут как говориться "Как лягут карты.". А как же "Человек, сам творец своей судьбы."? Все это бред, думаете, что это вы управляете своей жизнью? Мы только марионетка в руках кого - то свыше, он смотрит на нас с небес, над кем - то смеется, с кем - то плачет. Такое время, сейчас можно поверить во все, что угодно. Два года назад если бы Марии сказали, что существую бессмертные вампиры, оборотни, она бы рассмеялась этому человеку в лицо, еще бы указательным пальцем у виска покрутила, намекая, что он сумасшедший. А вот сейчас... Когда она сама является представителем одной из этих рас... Вот тебе и судьба. Но одно Мари никогда не забудет, ночь первого перевоплощения, как ей было плохо, бросало в жар, девушка не могла заснуть, пила таблетки, но ничто не помогало, казалось, что юная особа умирала, ан нет... Когда Грифит вышла на улицу, то ей полегчало, правда не так как хотелось, было больно... Перевоплотилась. А утром подумала, что всего лишь сон, странный и непонятный. Потом все стало на свои места, когда мать рассказала дочери о том, в голове юной особы сразу промелькнула в голове "Она сошла с ума вместе со мной.". Лучше бы это было так, она не хочет быть оборотнем, не хочет вообще жить, а сущность умереть ей не дает. Поговаривают, что тут тоже живут вампиры и оборотни, в таком маленьком городке, но их много, правда Мари еще никого из таких не встречала, да и не хотела пока. Дело все в том, что Мари как уже было сказано ненавидит свою сущность, а если знать, что рядом с тобой находится кто - то такой же как она, то может возненавидеть и его, просто так, не за что, такой характер, такая она...
Сейчас это не жизнь, а жалкое существование на Земле, ты ходить, ты фальшиво улыбаешься, ты ешь, ты спишь, но без души, словно ваза без воды, словно рыба без воды и как птица без воздуха, все так сложно. Зачем во обще такие сложности, тайны? Почему нельзя сразу узнать свою судьбу, чтобы сразу если будет худо можно было под поезд прыгнуть.
Повыть что ли на луну, а то во обще скоро с ума точно сойду, это уже моя начальная стадия. - на секунду остановившись Мари взглянула на небо, светила полная луну, словно освещая дорогу одинокой волчице из леса. Но та не торопилась, не бежала, а медленно шла, не спеша никуда, все равно дома никто не ждет, никто не волнуется, не беспокоится. Пора бы уже забыть все прошлое, все старое и плохое, начать жизнь с нового лица забыть про всех, кто когда окружал ее, теперь она в другом городе, в другой стране. Забыть все и оставить все в прошлом, сейчас это самый подходящий вариант, самое сложное будет сейчас, так это вычеркнуть все из памяти. Мари не сможет... От отчаяния она уже хочет встретить какого - нибудь вампира, вцепится с ним и дать ему разорвать себя на мелкие кусочки, тогда уж точно тут регенерация не поможет, мгновенная смерть.
А кто вообще придумал это слово на букву "Л", кто такой умный? Видимо тот кто придумал уже давно шел к смерти и любовь ему была не важна, зато пусть другие пострадают. Вот жили же когда люди без этой чертовой любви и все было хорошо, нравишься и нравишься, но не люблю. Все так просто. Грифит просто этого не понимала, ее в какой - то мере даже бесило, оно и не удивительно, пережить такое... Когда на твоих глазах умирает дорогой сердцу человек, как его вытаскивают из горящей машины, как пытаются спасти, а он не дышит...Бывает ситуации и страшнее, на кладбище, когда Мария в очередной раз навещала могилу Питера, она наблюдала такую картинку, как бедная женщина, ей уже было около 50 лет, а может даже и старше, просто стояла и плакала над могилой маленького мальчика, на фотографии ему не больше десяти лет, он умер уже давно, сейчас бы ему было уже за тридцать... Нет ничего страшнее когда родители хоронят своих детей, переживают их... А потом одиночество, именно это когда - то останавливало Марию от шага к смерти, просто представить было бы сложно, как папа и мама бы себя повели дальше... Но скоро у родителей родится ребенок, может тогда будет проще.
Я большая эгоистка, никогда не думаю об окружающих, думаю, что моя проблема самая серьезная на всем свете. Нет, это не так, есть вещи и пострашнее, просто я никогда не интересовалась. Сейчас надо идти домой, хорошо выспаться, а завтра перечеркну, что раньше в моей жизни было не так. Пора бы уже брать себя в руки! Ты же не тряпка, ты сильная и я знаю, что смогу все преодолеть, через месяц поеду назад, навестить друзей, родителей, Питера и его родителей, проведать как они там... - брюнетка очень хорошо общалась с его матерью, Мари ей очень нравилась, как она говорила "Всегда мечтала о такой невестке." - на эту реплику Грифит лишь смеялась, отнекиваюсь, что до свадьбы еще пилить и пилить. Но никто не знал, что так все обернется, что бедная женщина не сможет никогда увидеть свадьбу своего сына, но она молодец, держится до сих пор. Снова грустный вздох, усталость? Нет, печаль, но действительно, сколько можно страдать, наверное бы Питер не хотел такого для Мари, они очень любили друг друга, но их дороги разошлись, значит он не ее половинка, а она точно не его, на этой земле он оказался лишним, раз сам господь решил забрать его к себе, лучше бы вернул назад... Нет пути назад. Вот, виднеются уже дома, теперь Марии надо как - то проникнуть в дом, пройти через улицу, чтобы никто не заметил большую черную волчицу, ее походка даже под шкурой зверя напоминает не шаг волка, а грациозную походку пантеры, в темноте и спутать можно.
Блин, во что за... Когда нужны никого не встретишь, а когда нужно, чтобы свалили все куда подальше и не вылезали хотя бы минут пять, так нет... Сразу выползли все из своих норок, я так и до утра боюсь простоять могу, не пойду же я людей пугать, а если в человека превращусь, то вообще сумасшедшей посчитают. - девушка стала выжидать момента, когда на улице не окажется не одной живой души, чтобы нормально попасть домой. Про себя размышляя, что сейчас будет делать, первым делом напишет электронное письмо отцу, чтобы прислал двигатель новой модели спортивного автомобиля из Германии в Форкс, он точно это сделает, потому что знает, его дочь предельна аккуратна и тем более если так подумать, то фактически бессмертна. Вот, никого нет, Мари быстрее бежит к дому, хорошо, что хоть окно не закрыла, а то бы пришлось в садике под деревом ночевать и никого душа и письма. Наконец - таки дома, сразу перевоплотившись из волчицы в человека, Мари подошла к шкафу, чтобы одеть что - то на себя, одежды у нее было много, даже слишком, пришлось даже второй шкаф покупать, потому что в один вместилась только половина вещей, найдя какие - то ненужные тряпки, а именно шорты и топ, брюнетка решила написать отцу письмо.
Так, начнем с того, что нужно сначала поинтересоваться как у них дела, как мама, а потом уже и про двигатель говорить, вдруг обидеться. - девушка не любитель долгих и красивых речей, поэтому написала все до банальности просто и доходчиво, на всякий случай кинула отцу ссылку где увидела новую марку автомобиля. На ноутбуке висело еще сообщение от Рика, содержание письма могла только Мари о ем он говорит и на что намекает. Гонки. Которые состоятся завтра, машина полетела как всегда не во время, придется на сей раз отказаться от участия.
Хм...Может взять повседневный? Пф... Ну, я там даже при скорости этого авто, буду ехать все равно как черепа и буду точно последней, нет уж. Лучше скину сообщение Рику, что мол заболела, пусть выписывает из участников. Как раз следующие гонки через недели две, успею и потренироваться и починить машину. Одна гонка - это еще не трагедия...А сейчас в душ, ну и спать. Я ужасно устала за сегодня. - Мари хватило всего лишь десяти минут и вновь она в своей спальне, разобрала постель и нырнула под одеяло, словно в теплое море, несколько секунд и девушка уже спала крепким сном младенца. Теперь все будет по другому, начнется жизнь с чистого листа.

- Я хочу шоколада,- тихо простонала она ему на ухо, жмурясь от яркого солнечного света. Лучи пробивались сквозь плохо занавешенные шторы и придавали лицу сидящей на кровати девушки более мягкий оттенок. - Молочного, такого, с орешками или изюмом. Она рассмеялась и, раскинув руки в стороны, упала на мягкий матрас. Каштановые волосы шелком рассыпались по бледным плечам. - Или, что еще лучше, большой шоколадный торт с миндалем и взбитыми сливками. - продолжала нараспев фантазировать брюнетка, - Эй, ты меня совсем не слушаешь?! Она приподнялась на локтях и в упор посмотрела в спину сидящего перед ней молодого человека. - Алек! Я хочу сладкого! Наконец он очнулся от бездны собственных мыслей и со стыдом подумал, что действительно все прослушал.

Он закрыл глаза, вновь забывая что вампиры не умеют спать. Ее образ, такой призрачный, далекий опять всплывал в сознании. Алек часто думал о прошлом, можно даже сказать что он намерено терзал себя им. Я помню все, каждое мгновение, слабости, которые дарили надежду на счастливое будущее, ночи, каждую твою родинку, позы, в которых ты любила засыпать. Твоя улыбка, искренняя, выражающая все твои эмоции, без обмана. Карие глаза, гармонирующие с цветом волос. Легкая походка, ты ходила, покачивая бедрами. Я помню как ты часами могла сидеть у зеркала, выискивав недостатки в своей внешности и то, как я пытался заверить тебя что ты безумно красива, совершенна, идеальна. Ты так любила все эти мирские радости. Ты правда была счастлива, пока не встретила меня. Он поднялся с насиженного места и подошел ближе к окну. Облокотившись на подоконник вампир посмотрел в беззвездное небо, продолжая смаковать те моменты, что навсегда остались в его памяти. Он кутается в подступающую ночную черноту и единственный источник света, бельмо полной луны , царапает его мертвенно- бледную кожу.

Она умирала на его руках как кошка, захлебываясь собственной кровью. Казалось бы, кровь была везде: на ее прекрасных волосах, на новом синем платье, которое она одела специально для встречи с ним. Ей было тяжело дышать, переломанные ребра давили на легкие. - Алек, я умираю? На губах появились свежие капли крови. - Молчи, пожалуйста, не говори ничего. И что за глупости, конечно ты не умрешь! Бессовестная ложь в такой ответственный момент. Конечно, еще каких- то пять минут и она умрет. В бессильной злобе он посмотрел в сторону поворота, за которым скрылся автомобиль- убийца. Алек не успел совсем чуть- чуть. Хотя что бы это изменило? Просто она оказалась не в том месте и не в то время. Но ведь у тебя есть еще пять минут! Сделай это и она будет жить вечно! Его бесила собственная беспомощность. Здесь не было времени на размышления. Он медленно опустился к ее шее, шепча какие- то успокаивающие слова, положил руку ей на живот, ощущая тепло и свежую липкую кровь. Прислушался, время как- будто замедлилось. Стальной запах смерти перебивал нежный аромат духов и молочка для тела. Еще секунда. Он сделает это, стараясь свести ее страдания и боль к минимуму.

Над Вольтером мокрой серой тряпкой нависает пасмурное утро - побелевшее от страха солнце лихорадочно стучится полуприкрытые пыльные ставни, молит о пощаде, пока к нему тянутся грязные руки вязких туч. Когда оно задыхается в предсмертной агонии и гаснет - он словно просыпается от своих мыслей, встает и проводит рукой по спутанным волосам. В голове было совсем пусто. В точности, как в груди - струны души расстроены и звучат как-то глухо и нестройно. Ни горечи, ни сожаления, ни радости - ничего не осталось. Он отключается от собственных органов чувств. Мимо летит стая ворон, оглушая своим гадким карканьем. Вампир передернул плечами и взял в руки валяющуюся на полу книгу. Старая, прочитанная им множество раз. Можно даже сказать почти любимая. Он знает ее наизусть.

Алек стоял перед Аро как маленький провинившийся мальчик, опустив глаза в пол. - Я просто хочу донести до тебя, что ты маленький самонадеянный идиот. Нет, ты правда думал, что я не узнаю? Что ты можешь сказать в свое оправдание? - мужчина чуть склонил голову на бок, с любопытством смотря на стоящего перед ним вампира. - Я... Аро, пожалуйста, я понимаю, как это было рискованно, но у меня просто было выхода. Иначе бы она умерла. Я спасал ей жизнь... Безжизненный смех старейшины эхом отдавался от стен огромного зала, в котором они находились. - Я в тебе разочаровываюсь и, честно скажу, мне будет сложно простить тебя и вновь научится доверять тебе. Ладно, у тебя есть шанс вернуть к себе мое расположение. Ты убьешь ее до завтрашнего заката. Здесь можешь отметить мою безграничную доброту. Даю тебе время на размышления, ну или на прощание. Если и тут ты пойдешь против моей воли, грязную работу придется выполнить Джейн. И, я уверен, она с удовольствием выполнит ей. Ведь правда, мой ангел? Вольтури обернулся к сестре Алека, которая все это время стояла возле входа. - Конечно, Аро. Она улыбнулась не приятной улыбкой, отчего Алеку захотелось наброситься на нее, но он быстро подавил в себе минутную вспышку гнева. - А теперь ты свободен и помни, решение за тобой.

- Джейн, помоги нам сбежать. Прошу. Вампирша посмотрела на него сначала с недоумением, а потом в глазах ее заплясали издевательские огоньки. Она почти вплотную подошла к нему, положила руку на плечо и улыбнулась. - Ты что, разве не понял приказа Аро? Выполняй, братец. Тебе никуда отсюда не деться, думаю ты и сам это прекрасно понимаешь . Джейн отпустила его и опустилась на каменную скамейку. - Но Джейн, я не смогу убить ее... Тут тело Алека пронзила жуткая боль. Он согнулся и упал на коленки. - Прекрати. Боль только усилилась так, что вампир повалился на бок, щекой ощущая холодную росу. - Замолчи, Алек. Убить ее- твой долг. Ты это сделал, не думая о нас, но мы- твоя семья. А она никто! Неужели из- за какой- то дешевки, которую ты не понятно где подобрал, ты готов бросить нас? Забыть свою жизнь? Если так, то ты действительно идиот. И помни, если у тебя не хватит силенок, их всегда хватит у меня. И уж поверь, я с ней церемониться не буду. Перед смертью она помучается. Джейн сверкнула глазами и встала со скамейки, решительно направившись в сторону замка.

На рельефе воспалённых губ читается единственно верное "прости"; единственно искреннее, хоть и не живое вовсе, пусть агонизирующее, но такое... родное?
Да.
В каждой трещинке скрыто недосказанное, недошёптанное ночами на ухо, несовершённое. А ведь всё могло быть иначе, правда? Всегда всё можно изменить, все это знают. Но... какой ценой? Кто готов заплатить за то, в чём ни на толику не уверен? Лишь безумные, что ведают, каким будет их конец. Или же просто отчаявшиеся глупцы, которым нечего терять.
Теперь уже совсем бездыханное тело лежит на его руках. Все кончено. И только в голове пульсирует: "прости, прости, прости". Простить за что? За то что подарил вечность, а затем так жестоко забрал ее? Да, наверное за это. Он в последний раз чувствовал ее запах. Кончено. Теперь точно все. Ну, а что он хотел? Есть обязательства, которые нужно выполнять и это его долг. Нет смысла кому- то что- то доказывать.Два гибких образа, депрессия и меланхолия; до боли похожие чем-то, но всё же такие разные.Он болен. Он просто болен. Ипохондрические мысли паразитами выедают его изнутри, впиваются и вгрызаются в полый кокон внутренностей. И вот он вжимается в горячее тело Единственной, намотав ее длинные темные волосы на дрожащие шершавые пальцы. Паранойя стальными крюками растягивает иссиня-бледные губы в нездоровую усмешку, а глаза всё скользят под конвульсивно дёргающимися веками. Искать, искать, искать... Себя.

Эти воспоминания еще приносят боль. Он помнит ее глаза. Это были глаза загнанного в угол зверька, испуганные, но полные какой- то мазохистской надежды. Помнит, как вновь и вновь успокаивал ее, дожидаясь заката. Их пальцы сплетались, даря друг другу взаимный холод. Но они никто. Два эфемерных создания, призрачные, и никому не нужные. Просто потухшая сигарета в грязной рыжей лужице, на ступени старой церкви. Только снежные хлопья нехотя облизывают их, тут же растворяясь в ржавой воде.
Но он хранит в себе эти воспоминания. Он их не отпустит, храня верность своей семье.

Афенодора шла в направлении подвала. Есть. Такова была любая вампирская сущность, да и сущность любого живого существа - уничтожать слабых, для того, что бы выжить. Девушка прекрасно помнила, как когда то в том подвале в роли добычи была она - юная, слегка самовлюбленная, глупенькая девчонка. Тогда ей еще было неизвестно о существовании вампиров, оборотней... Все это ей казалось диким и суеверным... До тех пор, пока не оказалась в том подвале...
Господи, как же давно все это было... Спустя много лет даже острота тех ощущений, того страха, притупилась... Теперь уже я нагоняю там смертельный ужас - последнее чувство для большинства, кто туда заходит. Единичные случаи, когда обед превращался в вампира. Мне повезло! Я заинтересовала Кая...
Постепенно мысли девушки перешли к персоне мужа. К вампиру, с которым она счастлива уже не одно десятилетие; к мужчине, с которым она познала истинную, счастливую любовь... а не ее отголоски из своей человеческой жизни...
Кай, моя любовь... спасибо, что ты есть, что в тот день, ты выбрал именно меня... спасибо за твою любовь... Ее мысли перебили отчаянные крики ужаса, но они не обеспокоили Вольтури, теперь ее это уже не волновало. Не то, что в первое время ее пребывания здесь. Изначально она даже не могла заставить себя их убивать... но потом голод переселил, голос слабеющей совести... Нет, что Вы, у Афы осталась совесть, но она, образно говоря, мутировала: во всем, что касалось людей - она молчала...
И вот перед ней растворились двери подвала:
- Приветствую... - промолвила Афенодора и спустя доли секунды ее острые зубки впились в чью-то шею, а по горлу текла одурманивающая человеческая кровь...

Все мы однажды просыпались от дурацкого сна и, как заведенные, искали в нем смысл. Да в чем мы только смысл не искали, верно? Кто-то отчаянно пытается понять, зачем живет и для чего, а кто-то и вовсе «не парится», а зачем? Как ни крути, жизнь все равно есть жизнь – ей не дано понять своей сущности, зато понимаем ее мы.
Все мы однажды сидели в своей комнате и тихо вздыхали, не понимая, от чего внутри так грустно и пусто. Депрессия? Болезнь? Маленькие, едва уловимые мысли мелькали в голове, но в этой пустынной и тошной комнате слышно только их. И от чего они такие назойливые? Все вертятся и вертятся в голове – кажется, она сейчас лопнет! И никуда не деться. Одеяло уже не спасет, как спасало в детстве.
Так бывает.
Лиам сидел в своем кресле, изредка втягивая воздух в легкие. Ему немного требовалось, чтобы просто существовать, но банальная привычка человеческой натуры всегда превосходила его теперешнюю природу. В руках была газета: вчерашний номер, серые страницы, и этот необычный запах… В глазах мелькало отражение каминного огня: там танцевали воспоминания, о которых нельзя было говорить вслух. Возвращение в свое прошлое… Оно ли заставляет людей так люто ненавидеть настоящее и бояться будущего? Не получается это просто запрятать в себе, как и не получится жить только настоящим, любить жизнь и строить планы. Внутри… внутри все стены пустые, одинокие, холодные. Может для этого люди и придумывали Богов? Чтобы однажды, взглянув на небо, понять, что ты не один. На тебя смотрят, тебя любят, тебя ведут.
Он взглянул на белый потолок. На нем отражались тени предметов, освещенных пламенем огня. Еще совсем недавно он сам верил в то, что рядом с ним всегда есть кто-то. Близкие, друзья, жена… Может даже тот Бог, в которого он всегда верил. Молился перед каждым стрельбищем за безопасность своей семьи. За что там молятся еще люди? За здоровье, за любовь и счастье. За прощение всех грехов. За все. Почему же сейчас эта отчаянная вера покинула его? Почему сердце остановилось и тихо стонет о том, что больше ничего нет? Ни семьи, ни любви, ни счастья... Он только чувствовал ту кровь, тяжелую бешеную кровь, что бороздила просторы его тела. Она была горячая, такая жаркая и невыносимая, что срубало крышу. Зверская, больная…
Возможно, стоит поддаться ей… Грусть вряд ли уйдет, но пустота заполнится. Ведь уже ничего не изменить, верно? В его руках теперь такие возможности… Перри, казалось, хотел что-то сказать и, набрав воздуха…. снова вздохнул. Не мог найти подходящих слов, чтобы поговорить с собой. Эта каша в голове из сваренных заживо мыслей потихоньку превращалась во что-то ясное. И не нужно было произносить вслух то, что давно уже понято. Я ведь не изменился. Просто стал мертвым и голодным, но я все тот же Лиам Перри, которого всегда ждала жена и слушал лучший друг. Они не понимают этого и никогда не поймут. Исчезнуть будет верным решением. И больше никогда не знать то, кем я был раньше. Никогда.

Интерес – не настолько острый, чтобы нарушать молчание. Он не любит болтовни. Пусть Торнтон пытается завести разговор с первого дня здесь, Блейку куда интереснее, сколько он продержится, чем то, что он может сказать. Нет сомнений, что Ганнибал безумен. Но в речи его есть какая-то мелодичность, слабо ощутимый ритм, размер, пульс, то затихающий, то пробивающийся очередным всплеском, всполохом. У него мания – предсказуемо, наверняка не первая и не единственная. Тристан не знает ни его целей, ни что он посчитает победой в этом молчаливом противостоянии. Он не намерен играть по его правилам после того, как столько лет устанавливал свои. Человек проигрывает только в одном случае – признав себя побежденным. Даже умерев, можно победить. Или, по крайней мере, омрачить радость победителю.
Блейк молчит не потому, что это принципиально и не потому, что Торнтон хочет с ним говорить. Он просто пока не видит смысла в беседе с ним. В юноше есть огонь, сумасшедший отблеск которого заметен в глазах, огонь яростный и всепоглощающий, но в нём нет загадки, он предельно ясен Блейку, который сам не так давно им терзался. В нём есть ум, но не на поверхности, подавленный и искаженный болезнью. Единственное, что оставалось для него неясным – мотивы поступков Ганнибала. Об этом, пожалуй, стоит спросить. Позже.
Торнтон ведет свою линию сюжета уверенно, явно не впервые, он сценарист и режиссёр, его движения отрепетированы, отшлифованы до конечного совершенства. Он движется и говорит с намеренным гротеском – так на арене клоуны красят лица настолько ярко, чтобы даже с задних рядом зрители видели широкую бездушную улыбку. У клоунов злые глаза.
Ганнибал актёр, упивающийся своей ролью. Он – гладиатор, смакующий мгновения славы, ощущения свободы, стоя над поверженным противником. Поверженным, но ещё живым. И он заставляет свою жертву умолять – не о достойной смерти, а о помиловании. Худший позор для мужчины.
Тристан смотрит мальчику в глаза, пристально, неотрывно. Этот не будет умолять. Не из гордости, он просто не хочет избавления. Не получая удовольствия от боли, любить её – странный, запущенный случай. Стержень в мальчике железный, и Торнтону его не сломать при всём желании. Блейку это хорошо известно по собственному опыту. Но его цель и не в этом. В чем – становится яснее. И Тристан не может не признать, что это интересно.
Уайт не видит красоты в смерти, он слишком остро чувствует её в жизни, чтобы рискнуть шагнуть за грань. А потому ему не понять Торнтона. И придётся страдать, как агнцу, приносимому в жертву, может и благому делу, но вряд ли агнец способен проникнуться торжественностью момента. Но в глазах Уайта нет затравленности и отчаяния. Только обычная для него жертвенность и что-то ещё неясное, непонятное Блейку… Будто, если бы Тристан сопереживал ему, страдал вместе с ним, он бы покорно принял всё.
Так смотрела на него одна из жертв, совсем юная девушка. Он не знал её имени и уже вряд ли вспомнил бы черты лица. Только глаза. Он сохранял её в сознании до последнего, накачав обезболивающими. И ему приходилось постоянно контролировать, чтобы она не отключилась и не умерла раньше времени, заглядывая в её глаза, почти не отрывая взгляда, близко, так, что чувствовал её дыхание на своём лице. Они у неё были зелёные. Огромные, мутноватые от наркотика, без тени злости или ненависти. Она прощала его. Прощала за то, что он е убивал. А может, просто не понимала, что умирает. Последнее, что она сделала – провела тыльной стороной ладони по его щеке, оставляя на коже слабый запах своих духов. А он погладил её по волосам, быстро и как-то неловко, будто она могла схватить его за руку или закричать. Но она бы не стала этого делать, даже если ещё была бы жива к тому моменту. Жертвы так не делают. Они живут ради момента смерти.
Мальчик не кричал. Тристан продолжал пытливо всматриваться, пытаясь найти злость, обиду, отчаяние. Пытаясь представить себя на его месте, но не мог. В нём было слабо развита способность сострадать. А ни одного из искомых чувств во взгляде Уайта не было. В представлении Тристана такой взгляд мог быть у проповедников, тех самых служителей культа, для которых причинить боль другому невозможно, а потому они терпят её сами. Потому что это смирение вызывает агрессию. Потому что люди не верят, что такое возможно. И он останется жертвой, навсегда. А Блейк не считал нужным испытывать какие-либо эмоции по поводу тех, кто не ценит свою жизнь настолько сильно.
Он сидит на кровати, согнув одно колено, на котором до прихода Торнтона был устроен альбом. Большой палец отставлен из кулака в сторону, идеально параллельно полу, благо, с координацией у него всё в порядке. Ему не всё равно, выживет ли Уайт. И он не намерен записывать жизнь этого мальчика на свой, давно уже сбившийся, счёт. И вряд ли Торнтон, а уж тем более Уайт, знают о великом обмане, на который все охотно повелись. Если император выставлял палец, в любую сторону, это значило смерть. Об этом не принято вспоминать. Люди охотно поверили в свою сказку и никто даже не пытается вспомнить.
У него и так слишком много флэшбеков. Ему никогда не снились кошмары, с чего бы им сниться. Пусть Торнтон закончит свою роль.
Его голос прокатывается по тишине палаты тяжёлым камнем, рокочуще и неожиданно значимо. Тристан смотрит на Ганнибала, глаза в глаза, и улыбается.
-Вы верно определили объект, мистер Торнтон,- голос его холоден, лишь едва уловимая нотка сожаления выдаёт эмоции – эта игра обещала быть на самом деле интересной,- Но метод совершенно бездарен.
И во вновь установившейся тишине оборачивается к Луне, теряя всякий интерес к обоим юношам.